Эколог Джонатан Дрори идет по стопам Филеаса Фогга и рассказывает о восьмидесяти величественных деревьях нашей планеты. Ботаника помогает ему осветить роль деревьев во всех аспектах человеческой жизни. Деревья дарят нам убежище и вдохновение, не говоря уже о сырье для всевозможных вещей, включая аспирин и кленовый сироп. Читатель погуляет под липами берлинского бульвара Унтер-ден-Линден, которые дурманят влюбленных немцев и проголодавшихся пчел, по роскошным улицам Лондона девятнадцатого века, которые мостили австралийским эвкалиптом, а также по лесам секвойи в Калифорнии, где можно узнать секрет головокружительной высоты этих деревьев, присмотревшись к свойствам мельчайших капелек воды. Все эти невероятные, но правдивые рассказы — с монахами, превратившими себя в мумии, лазающими по деревьям козами и слегка радиоактивными орехами — проиллюстрировала Люсиль Клер. Ее рисунки делают путешествие не только познавательным, но и прекрасным. В книге сочетаются история, наука и множество причудливых подробностей, так что сюрпризы ждут каждого. Она отлично подойдет поклонникам «Тайной жизни деревьев» Петера Вольлебена и, безусловно, пробудит у каждого желание отправиться в кругосветное путешествие или просто заглянуть в местный ботанический сад. Идеальный путеводитель для любителей живой природы. Книга вошла в списки книг года (2018) по версии Evening Standard и The Times. От автора Деревья на нашей планете удивительно разнообразны — сегодня известно минимум шестьдесят тысяч отдельных видов. Они не могут убежать от животных, которые готовы ими поживиться, поэтому производят неприятные, отпугивающие вещества, а также выделяют камедь, смолу и латекс, чтобы утопить, отравить, обездвижить насекомых и других агрессоров и не впустить внутрь грибы и бактерии. Эти защитные механизмы подарили нам жевательную резинку, ластики и даже предмет роскоши, которым в мире торгуют дольше всего: ладан. Некоторые деревья, например ольха, научились жить во влажных местах, их древесина устойчива к гниению. На них в буквальном смысле стоит Венеция. Однако деревья эволюционировали не для того, чтобы удовлетворять потребности человека. Они миллионы лет адаптировались к средовым нишам, чтобы выжить и дать начало следующему поколению. Самые приспособленные давали более обильное потомство и шире распространялись. Я больше всего люблю те истории, в которых какой-то аспект жизни дерева неожиданно влияет на человека. Связь между мопане и одним из видов бабочек обогащает рацион миллионов жителей южной Африки. Гибридизация кипариса Лейланда стала редким ботаническим событием, последствия которого очень много говорят о британцах и их отношении к частной жизни. Для этой книги я отобрал восемьдесят самых интересных и ярких рассказов, но они иллюстрируют лишь малую долю из множества связей между деревьями и людьми. Я по-прежнему участвую в качестве оператора в экспедициях по сбору растений и семян. В этой книге я, как Филеас Фогг из романа Жюля Верна, отправлюсь из родного Лондона на восток: описания следуют в этом направлении и сгруппированы по географическому принципу. Уходя корнями в землю, деревья прочно связаны с местом произрастания, и между ландшафтом, людьми и деревьями всегда складываются особенные отношения. Британцам липы и буки просто знакомы, а для немецкой души они имеют почти мифологическое значение. В жаркой, сухой южной Африке баобабы прилагают необыкновенные усилия, чтобы добыть и сохранить воду, а под изнуряющим ближневосточным солнцем можно получить особое удовольствие, утолив жажду сочным плодом граната. Даурская лиственница в своей богатой видами бореальной среде обитания выработала необычные приспособления к холоду, а во влажной жаре дождевых лесов возникли сложные отношения, например, между малайским дурианом и летучими мышами. Многие австралийские деревья, в том числе из рода Eucalyptus, выделяют смолы и эфирные масла, чтобы защититься от травоядных животных, а на Гавайях, где не было местных пасущихся млекопитающих, у деревьев не возникало особой нужды развивать шипы и вырабатывать неприятные химикаты. В Канаде из-за климата клены осенью устраивают феерию красок, а в Европе они выглядят тусклыми и желто-коричневыми. Неизмеримую ценность деревьев можно рассматривать не только с точки зрения их разнообразия и изменчивости. Одно из моих первых воспоминаний — о внушительном ливанском кедре, который рос у нашего дома. Однажды зимним утром мы нашли его мертвым: ствол и ветви были беспорядочно раскиданы, их уже пилили. В дерево ударила молния. Тогда я впервые увидел, как отец плачет. Я думал об огромном, могучем, прекрасном дереве — оно прожило сотни лет и казалось мне неуязвимым. Я был неправ. Еще я думал об отце: я верил тогда, что всё в его власти, что он всем незаметно управляет. Я ошибался и здесь. Помню, мама тогда сказала, что в том кедре был целый мир. Меня ее слова очень озадачили. Мама была права. В том дереве был целый мир, как и в любом другом. Они заслуживают уважения, и многие из них нуждаются в нашей защите. Для кого эта книга Для всех любителей природы
